Премьера оперы Травиата на сцене театра Мюзик-холл

17 и 18 ноября в Музыкальном театре «Мюзик-холл» прошли премьерные показы одной из самых известных опер Джузеппе Верди «Травиата» в постановке Натальи Индейкиной, в сопровождении симфонического оркестра «Северная симфония» под музыкальным руководством Фабио Мастранджело. Новое прочтение самой исполняемой оперы в мире представили как романтический вердиевский спектакль «от кутюр», основной сюжетной линией которого явилась отнюдь не тема любви, а тема неизбежной гибели героини, пронизывающая весь предстоящий сюжет предчувствием могильного холода с незримым присутствием рока в любых поворотах человеческой судьбы.

Весной наступающего года бессмертная «Травиата» Джузеппе Верди отметит свой 170-летний юбилей с тех пор, как она впервые была исполнена на сцене венецианского театра Ла Фениче (La Fenice), откуда начала свое триумфальное шествие по всему миру. Как известно, основой для ее создания послужила реальная, полная драматизма история любви Александра Дюма-сына и парижской куртизанки Мари Дюплесси, чья красота и ум привлекли молодого литератора. Подчинившись требованиям отца, Дюма-старшего, сын вынужден был разорвать отношения с возлюбленной и отправиться в путешествие, подальше от Парижа – а вернувшись, узнал о том, что Мари умерла от туберкулеза. Потрясенный случившимся, Дюма написал роман «Дама с камелиями» («La Dame aux Camélias»), в героях которого современники без труда узнали и Мари, и самого автора. Как и ее прототип, будучи больна туберкулезом, Мари не могла переносить сильных цветочных запахов. Ее любимыми цветами были нежные камелии, давшие название знаменитому произведению Дюма.

Позже свой роман Дюма переработал в пьесу для постановки в театре, но цензура признала ее безнравственной и бросающей вызов моральным устоям общества, так что до выхода пьесы на сцену прошло долгих четыре года, в течение которых писатель пытался сгладить слишком острые углы, не устраивающие цензоров. Лишь после переворота 2 декабря с постановки, увидевший свет в 1852 году, был снят запрет. После чего, наконец, получив доступ на сцену, «Дама с камелиями» завоевала невероятный успех и в считанные месяцы обошла все театры Франции. На парижской премьере присутствовал Джузеппе Верди, оставшийся под колоссальным впечатлением от спектакля и написавший по драме Дюма оперу – великолепную, упоительную, окрыляющую, с мощными хорами и неотразимыми ариями, – в которой главная героиня, отвергнутая обществом, на деле превосходит это общество своим внутренним благородством и душевной красотой...

Спустя почти 200 лет, сегодня «Травиата» уверенно находится в пятерке наиболее часто исполняемых произведений на мировых сценах. Трудно найти оперу более знаменитую и любимую публикой, чем «Травиата», носящую звание одной из первых в мире лирико-психологических опер, в которой с необычайной силой показана трагедия женщины, павшей жертвой общественных предрассудков. Все средства выразительности в опере подчинены этой задаче. Характеристика блестящего светского мира, в котором выступает героиня, постепенно меняется, сменяя внешнюю красоту салонных роскошеств – красотой внутренней, не прячущейся за блеском хрусталя и позолоты. Следуя, за логикой постепенного узнавания истинной красоты и благородства героини, сверкающей ярче любых бриллиантов, авторы спектакля творят бессмертную оперу Дж. Верди на сцене Музыкального театра «Мюзик-холл» в роскоши парадных залов и изумительных костюмах Юлий Гольцовой, трактуя оперу как романтический вердиевский спектакль «от кутюр», купающийся в роскоши светского блеска и несравненной красоте салонных вечеров.

В художественном образе спектакля много тьмы как символа темной стороны человеческой природы, пронизанной безжалостностью общественных предрассудков, лишенных любви и прочих добродетелей, и приводящей героиню к неминуемой гибели, символом которой над всем пространством сцены зияет монолитный череп, с первых тактов увертюры, пронизывая весь предстоящий сюжет предчувствием могильного холода. Практически весь объем зловеще черного задника сцены занимает огромный экран, дополняющий визуальный ряд спектакля современным видеоконтентом Вадима Дуленко, состоящим из киноцитат классических постановок оперы и метких символических метафор, как правило, отсылающих к тематике смерти, и тонко подчеркивающих режиссерский замысел, раскрытие которого, как кажется, было бы практически невозможным без столь поэтически выразительного бекграунда. Отдав большую часть создания художественного образа спектакля на откуп создателя видеоконтента, и сосредоточившись на внутреннем мире персонажей, в декорационном оформлении сцены художник обошелся почти минималистическими средствами – массивными подсвечниками, столами с белыми скатертями, диваном и стульями синего бархата, – дав режиссеру возможность максимально воплотить свое видение оперы Верди с подчеркнутым акцентом на игре артистов, их ярких образах и, как уже подчеркивалось, невероятной красоты костюмов, составляющих единое смысловое ядро спектакля. Основные идейные мотивы постановки получили отражение в четырех цветах: иссиня-черный, напоминающий о неизбежности трагического исхода событий, синий – отданный высшему свету, белый – символизирующий невинность и чистоту, серый – вездесущий неизменный рок, который в конечном счете и возьмет вверх над главными героями оперы.

Говоря о режиссерском замысле, в своем спектакле режиссер Наталья Индейкина сделала акцент не на историческом контексте происходящего, а на вневременном характере трагичного сюжета, выводя на первый план условность сценического действия. Основной сюжетной линией в спектакле постановщика явилась любовная драма, расцветшая в отблеске смерти, где главной явилась отнюдь не тема любви, а тема неизбежной гибели героини. Предвосхищая многочисленную критику подобной трактовки (ведь «Верди писал о любви» и раскрывать интригу о болезни героине в оперных кругах принято лишь ближе к финалу), вернемся к первоисточнику сюжета авторства Дюма, – где автор предпочел начать роман со сцены публичного осмотра имущества умершей, назначенного перед аукционом. В противовес известному финалу, где Альфред мчится в Париж и успевает проститься с Виолеттой (этот конец – изобретение Верди и Пиаве), в реальности – сам Дюма, будучи в то время совсем не богатым человеком, сумел выкупить лишь золотую цепочку Мари Дюплесси, герою же «Дамы с камелиями» с этого аукциона достается книга «Манон Леско». Заполучив которую, одержимый желанием еще раз увидеть возлюбленную, он принимает усилия по перезахоронению истлевшего тела героини спустя три недели после ее погребения, с открытием гроба для «последней встречи» с усопшей. И лишь нарисовав эту страшную картину «последней встречи», Дюма начинает свое повествование о силе безграничной любви и сердечном благородстве героини, оставшихся лишь в воспоминаниях ее возлюбленного. Посему утверждать, что бессмертный сюжет «Травиаты» заключен исключительно в драме о любви, – означало бы лишь расписаться в собственном верхоглядстве. История эта, конечно, и о болезни, и о смерти. Само по себе это не слишком привлекательное сочетание. Однако осознав, что первая тема знаменитой увертюры – не что иное, как мотив болезни героини, а вторая – ее любви, мы снова убеждаемся, как чудесно великий композитор умел высказываться о вещах, казалось бы, малопривлекательных и неприглядных. И это великолепный урок для нас. Вместе с тем, в режиссерском пересказе сюжета «Травиаты» ощутимо стремление не столько поставить сугубо вердиевский сюжет, сколько вернуться ко всем предысториям и первоисточникам истинной истории, разыгравшейся с героями, жившими в столь блестящем и жестоком Париже XIX века, сделав акцент на незримом присутствии рока в любых поворотах человеческой судьбы.

Начальные координаты основоположной режиссерской мысли являются зрителю еще в увертюре – с первыми нотами главной партии на сцене начинают оживать некие мистические существа, как станет понятно позже, – принадлежащие к темной свите призрака смерти, – пластического персонажа в исполнении Алексея Олехова, на каждом шагу преследующего Виолетту и возникающего во всех драматургически важных местах оперы. Главные же действующие лица появляются лишь на последних тактах увертюры, постепенно входя в играемые образы, разыгрывая пышный прием в гостиной дома Виолетты Валери. Очевидно особое внимание, которое режиссер уделил постановке сценических задач артистам хора, изображающим высшее общество. Хор с неподдельным радушием встречает Виолетту (Мария Бочманова), сияющую на общем фоне безукоризненных костюмов синего атласа своим белоснежным платьем, обхваченным лишь легкой черной вуалью по верху юбки пышного кринолина. Довольно скоро Виолетта представляет собравшемуся обществу молодого человека, приехавшего в Париж из провинции. Это Альфред Жермон (Роман Арндт), галантный, слегка смущающийся молодой человек с великолепным тенором, который он демонстрирует в своей «Застольной песне» («Libiam, ne'lieti calici»). Хор предвкушает завязку любовной интриги, в то время как Виолетта, а затем и все остальные подхватывают песню и веселой игрой соединяются в беззаботном вальсовом ритме. С окончанием номера все гости устремляются в соседний зал, но у Виолетты случается приступ кашля, и она не торопится догонять гостей, Альфред, оставшись с ней, объясняется ей в любви. Исполняя великолепный дуэт «Un dì, felice, eterea» («В тот день счастливый…») артисты раскрывают настоящие характеры своих персонажей – благородство Альфреда и холодную честность Виолетты, которая объясняет ему, что не умеет любить так, как он. Их голоса сливаются в экспрессивной колоратуре в конце дуэта, и, перед тем как гости возвращаются, Виолетта обещает Альфреду вновь увидеться с ним на следующий день.

Оставшись одна Виолетта поет свою большую арию «Ah, forse lui che l'anima solinga ne'tumulti» («Не ты ли мне в тиши ночной в сладких мечтах явился»), слушателем которой, непредусмотренным в либретто, но необходимым для раскрытия философского послания режиссера, становится призрак смерти, протягивающий Виолетте огромную черную камелию, в знак того, что ее дни сочтены… Но здесь происходит чудо! Ведь изгнать смерть может лишь истинное проживание по правде, когда огонь чувства поглощает не только пространство сцены и холодное пространство зала (что и происходило на спектакле). И тогда свет прожекторов оголенной сцены словно обнаруживает тайну настоящей романической любви, теряя эффект театральной подсветки. А вердиевская опера раскрывает истинную «страстность». И как бы не старалась смерть раздавить Виолетту, катя на нее огромный булыжник в духе амбициозного символизма Мейерхольда, любовь окрыляет героиню, давая силы резким движением руки оттолкнуть устрашающий камень назад. Гипертрофированная бутафория – булыжники, огромные с человеческий рост камелии и такие же огромные черепа – характерная черта постановки, введенная в сценический рисунок не красивости ради, а осмысленно вписанная в сценические пустоты, где живет без конфликта с поющими участниками действия, и зачастую помогает режиссеру наглядно показать как безысходна участь героев, меркнущих под давлением множества мрачных символов столь устрашающих размеров и смыслов...

Последняя картина акта согласно либретто разыгрывается в дачном домике в окрестностях Парижа, обозначенным в спектакле фрагментом белоснежной кованой лестницы и множеством, на этот раз белых, но столь же больших камелий, отделяющих пространство авансцены от задника. Здесь мы видим Альфреда, поющего в своей арии «De' miei bollenti spiriti» («Мир и покой в душе моей») о том, как ему дорога Виолетта и как он счастлив. Но именно Виолетта оплачивает все счета за их уединенную жизнь вдали от Парижа, распродавая свои личные вещи. Узнав об этом, Альфред сам устремляется в Париж, чтобы раздобыть необходимую тысячу луидоров. И когда – спустя несколько минут – на сцене появляется отец Альфреда (Дмитрий Мулярчик), он застает Виолетту в одиночестве. Прочитывая героя Жоржа Жержемона, как прямого вестника гибели героини, авторы спектакля представляют его в костюме серой гаммы, под стать свите призрака смерти. Звучит длинный выразительный дуэт. Поначалу отец резко требует, чтобы Виолетта порвала с Альфредом, но постепенно понимая, что в этой женщине есть истинное благородство, меняет свой тон с требованья на мольбу. Что производит впечатление и находит понимание у Виолетты, дающей обещание расстаться с Альфредом, скрыв от него причины этого поступка. В дуэте подчеркивается противопоставление отца Жермона Виолетте – и музыкально, и интонационно, как бы не молила героиня его о снисхождении, он все равно стоит на своем, мелодии находятся в гармонии друг с другом, только когда Виолетта соглашается на разрыв отношений. Она быстро пишет письмо Альфреду, сообщая, что уезжает в Париж вести прежнюю жизнь. Альфред становится свидетелем этого отъезда, читает письмо, но в этот момент появляется отец, успокаивающий и убеждающий его вернуться домой. «Ты забыл край милый свой» – в русском переводе, да и в итальянском оригинале, эта ария, как и дуэт Жоржа Жермона с Виолеттой – неумолимое давление в чистом виде. Вот только в арии, обращенной к Альфреду, есть убаюкивающая, успокаивающая нисходящая каденция, Жорж Жермон опять неуклонно стоит на своем, но уже с другой интонацией.

Второй акт переносит нас в обстановку бала-приема, подобного тому, с которого началась опера. На сей раз хозяйка вечера – Флора Бервуа (Анастасия Самарина). Убранство и освещение очень богатое: повсюду кресла, стулья, диваны. Флора заботится о развлечении своих гостей. Маскарадные хоры цыганок и испанских матадоров, прописанные в либретто, представлены режиссером серой свитой призрака смерти, исполняющей балетные номера с осколками разбитого зеркала, как наглядной метафорой разрушения мечты, придуманной хореографом Марией Коложвари, и придающей фатальность всему предстоящему развитию сюжета. Довольно скоро на сцене появляется Альфред. Гости удивлены, что видят его одного, без Виолетты, но он дает понять, что его мало интересует, где она и что с ней. В это время появляется Виолетта в сопровождении барона Дюфаля (Тигрий Бажакин), одного из ее друзей по старым временам. Барон и Альфред явно не могут выносить друг друга, и пока оркестр исполняет небольшую тревожную тему, Виолетта молит, чтобы мужчины не повздорили. Опасаясь, что дело может кончиться дуэлью, Виолетта умоляет Альфреда покинуть дом Флоры, но он говорит, что уйдет только с ней, а затем требует, чтобы она ответила, любит ли она барона. Помня об обещании, которое она дала отцу Альфреда, Виолетта говорит неправду, признаваясь в любви к барону. Тогда Альфред призывает гостей и на глазах у всех в пылу унижает Виолетту, нанося ей публичное оскорбление. Наполнившие сцену булыжники начинают прыгать как теннисные мячи, отчетливо вырисовывая картину ужаса героини и буквального крушения всего, что было ей дорого, наполняя развернувшуюся драму неизбежным трагизмом на фоне вердиевской музыки. Невозможность понимания, заблуждение, в котором находится Альфред и отчаянное благородство Виолетты сталкиваются вместе в большой сцене с хором. Постановщик буквально изображает «конец света», как падение множества метеоритов, несущих смерть и разрушение, и упавших на Землю прямо здесь и сейчас – в этот миг, посреди бала… Поведение Альфреда шокирует гостей, но больше всех потрясен отец Альфреда, он осуждает сына за неблагородный жестокий поступок. Да и сам Альфред стыдится своей выходки («О, что я сделал! Верх преступленья!»). Вот только раскаянье не может изменить случившегося, и смерть по пятам устремляется за Виолеттой, оказывающейся уже не в силах оттолкнуть все эти булыжники, сулящие ее гибель.

Последняя картина открывается небольшим оркестровым вступлением, построенным на уже знакомой по увертюре музыкальной теме умирающей Виолетты. Отголоски этой печальной мелодии сопровождают разговор Виолетты со служанкой; светлым воспоминанием звучит тема любви у скрипок. Сломленная страданиями и болезнью, покинутая друзьями, Виолетта медленно угасает, о ней заботится преданная служанка, позвавшая доктора Гренвиля (Владислав Климов), чтобы он успокоил Виолетту и внушил ей хоть какую-то надежду. Но и он приносит ей лишь огромный букет черных камелий. Виолетта все понимает. Она велит служанке раздать деньги бедным и, оставшись одна, перечитывает письмо Жермона, который сообщает о скором возвращении сына. Теперь Альфред знает все: отец рассказал ему о жертве, которую принесла Виолетта, и приедет к ней, чтобы самому просить у нее прощения. Вот только Виолетта понимает, что уже слишком поздно. Она поет возвышенную арию «Addio del passato» («Простите вы навеки о счастье мечтанья»). С улицы доносится веселый шум карнавала. Но упоение весельем городского праздника нарушает долгожданный приезд Альфреда. Вновь воссоединившись, влюбленные поют трогательный дуэт «Parigi, о cara» («Париж мы покинем»), в котором мечтают покинуть Париж, чтобы Виолетта могла восстановить свое здоровье, но силы оставляют Виолетту: радость ее сменяется бурным отчаянием – она не хочет умирать, когда счастье так близко! Но осознав близость конца, Виолетта приносит свою последнюю печальную жертву: она дарит Альфреду медальон со своим портретом и просит, чтобы он передал его своей будущей невесте. Вдруг на мгновение Виолетта чувствует облегчение, словно жизнь вернулась к ней. В оркестре в верхнем регистре слышится трепетная любовная музыка из первого действия. Но это лишь эйфория, столь часто предшествующая смерти. И с возгласом «Е spenta!» («О радость») Виолетта падает в объятия серой свиты призрака смерти, наконец сотворившей свое страшное ремесло. Альфред в отчаянье бросается к ее ногам, горько раскаиваясь в своей ошибке. Однако жизнь Виолетты окончена, как и окончен спектакль.

Такова видимая, изображенная буквально концепция спектакля - с уклоном в сторону неминуемой гибели героини и полемизирующая с привычным прочтением «Травиаты». На первый взгляд все в спектакле очень традиционно. Взгляд же более въедливый и вооруженный увидит в спектакле решения пусть далеко не оригинальные и не открывающие чего-то доселе неизвестного, но все же будоражащие не только чувства, но и мысли. Словом, новая «Травиата» привлекательна отнюдь не навороченными концепциями, ее главная прелесть – возвращение к первоисточникам, где нет случайного или надуманного, а лишь проверенная, истинная, исторически задокументированная (пусть и с долей художественных допущений в жанре романа) история возвышенной любви и смерти.

Говоря о работах солистов, проделанных в спектакле, особо следует выделить Марию Бочманову. Солистка Мюзик-Холла, возможно, органически чуть холодновата для Виолетты, но ведет роль с таким мастерством и поет так выразительно, что временами (особенно в сцене объяснения с Жоржем Жермоном) трогает до слез. Среди мужских партий следует отметить Романа Арндта, воплотившего образ пылкого Альфреда. Добротная вокальная школа помогла ему исполнить далеко не простую вокальную партию. Удивительно органично в партии отца Альфреда, сначала наносящего удар счастью сына, а потом пытающегося загладить свою вину перед ним и Виолеттой, смотрелся солист Мюзик-Холла, Дмитрий Мулярчик, наделенный большим красивым голосом и добросовестно выполняющий все указания дирижера и режиссера. В массовых сценах следует отметить отменное звучание хора, элегантно демонстрирующего салонные картины балов и гостиных (за что следует поблагодарить и главного хормейстера – Льва Дунаева).

Не менее главным героем постановки стал оркестр под управлением Фабио Мастранджело, владеющим секретами вердиевской театральности и безошибочно чувствующим меру. С первой же ноты сплетая неподдельный драматизм, светский блеск, непрерывный сюжетный саспенс, дирижер являет зрителю бессмертную музыку, как и хотел бунтовщик и новатор Верди: «кратко» и «пылко». Возможно, поэтому, как итог, сыгранная в классическом прочтении партитура Верди, все-равно оказывается яснее и многограннее найденных режиссерских решений, призванных раскрыть зрителю невыдуманную историю реальных персонажей без оглядки на романтизм XIX века, в котором она разыгралась, и послужившим, возможно, отнюдь не только стильной рамой образа времени, но и необходимым условием, или даже волнующим смыслом, – без которого разыгранная драма, кажется, и вовсе лишь историей о смерти, и только потом любви.

Аня Саяпина