«Двое на качелях» Уильяма Гибсона в театре им. Ленсовета

20 октября в Театре им. Ленсовета прошел 10-й юбилейный показ премьерного спектакля режиссера Евгении Богинской «Двое на качелях» по знаменитой пьесе Уильяма Гибсона. По сложившейся традиции известную американскую трагедию на сцене Театра им. Ленсовета играют с надрывом и отчаяньем. Диалоги между героями зачастую переходят в крик, пластические взаимоотношения – в беспорядочные, отрывистые движения. Но именно это, как и заведено на сцене Ленсовета, неустанно держит зрительный зал в постоянном напряжении.

Пьесу Уильма Гибсона «Двое на качелях» называют одной из популярнейших в мировом репертуаре и по сей день. Хотя написана она в 1958 году, сложности любовных взаимоотношений прошлого века притягивают режиссеров, ориентированных на психологический театр, и сегодня. В центре сюжета история о любви и одиночестве двух людей – эмоциональной, экспрессивной Гиттель и обыкновенного, запутавшегося в своей жизни Джерри, а также терзающие их призраки прошлого, бесконечная паутина мегаполиса, в которой герои намертво запутались и эмоциональные качели - как попытка найти выход. Трогательная, но частная история человеческих взаимоотношений, где любовь спасает одного и уничтожает другую. Это пьеса для хороших артистов, любимцев публики.

В спектакле много поиска и экспериментов, поэтому зрителю нужно быть готовым к постановке, далекой от классической. Вместо слов и диалогов режиссер зачастую использует пластику, танец, музыку, шепот, крики, активную жестикуляцию. Все это ярко демонстрирует психическую нестабильность каждого героя, но не отвечает на их многочисленные экзистенциальные вопросы. Создавая пространство спектакля, режиссер развертывает огромное, гулкое, бездушное и темноватое пространство мегаполиса, по которому проносятся тени проходящих поездов, подчеркивая стальную неприступность больших городов и тотальное одиночество его жителей. Декорации и иная атрибутика минималистичны, но выразительны до предела. Поначалу это кажется лишь абстракцией, но потом каждый увидит в ней что-то свое: очертания нью-йоркских мостов, небоскребы, метро, минимализм современного лофта или просто отражение измученной человеческой души. На фоне урбанистического пейзажа, который создается в том числе с помощью различных видеопроекций, в минималистичной декорации размещены одновременно комната Гиттель и комната Джерри, где они живут, общаются, пытаются любить. Так как по действию пьесы диалоги, как правило, происходят на расстоянии, телефон — тоже персонаж спектакля, а его звук — лейтмотив постановки.

Историю любви и человеческих взаимоотношений разыгрывают по трем «жизненным сценариям» параллельно, с вариациями, повторами, акцентами. Гиттель Моску и Джерри Райана, согласно оригинальному режиссерскому решению Богинской, играют три пары актеров (Лаура Пицхелаури - Илья Дель, Виктория Волохова - Иван Шевченко, Ася Прохорова - Максим Ханжов). Характеры у персонажей разных артистов получаются многовариантные. Итак, три пары разыгрывают перед публикой одну и ту же историю неудавшихся отношений, как бы продолжая друг друга, но на деле все время начиная сначала. Эта «история встречи в коротких диалогах» сплетается для каждой пары в тугой клубок из нарциссизма, желания «прогнуть» партнера, стремления к вседозволенности и манипуляции. При этом совершенно не важно, сколько лет этим двоим, какой у них социальный статус, время года, в какой вселенной они существуют, в каком времени — ведь в подобной истории о болезненной любви, где двое не могут ни сблизиться, ни расстаться, может оказаться каждый и исход будет одинаков. Выбранное режиссерское решение однако приводит к тому, что в спектакле возникает диссонанс между драматургическим равноправием пар и тем, что по факту никакого равноправия нет, пара Пицхелаури - Дель перетягивает зрительское внимание на себя. Даже в том, что, где у других чуть ли не акробатика страстей, у них - психологически и пластически выверенное, какое-то изощренное выражение целой гаммы чувств и мотивов.

Текст пьесы весьма остр и резок, партнеры ранят друг друга словами, сменой настроения, молчанием, внезапным покиданием комнаты, давят на жалость, выпрашивают подачку внимания, доходит даже до физического насилия... Однако текста Евгении Богинской недостаточно, и она применяет множество художественных приемов, чтобы раскачать зрителя посильнее. Шесть персонажей совершают абстрактные пантомимические движения, изгибаясь в судорогах душевной и физической боли. Сложносочиненная партитура танца, пластического движения, света, музыки и звуков становятся неким зеркалом эмоций, чувств и переживаний героев. Движениям актеров вторит музыкальный ряд, состоящий из телефонных звонков и прочего информационного шума, а тревожные, грустные, отрывистые, ритмичные звуки виолончели и перкуссии держат зрителя в напряжении, вгоняя в состояние тревоги и острой невыносимости происходящего. Детальная, дотошная динамика чередуется со статуарной статикой. Все это подчас с точностью до наоборот меняет значения слов: там, где у Гибсона флирт, здесь выходит конфронтация, ирония выглядит пассивной агрессией, а юмор — горькой трагикомедией.

Жестокость мира и жестокость даже любящих друг друга людей становятся центральной темой спектакля, рассказывающего нам про неизбывное одиночество и настоящую любовь к собственной боли, про обретение «своего» человека, который сможет подпитать твою тьму. Два совершенно разных мира, два совершенно разных способа мышления. Два типа любви — альтруистическая, жертвенная, отдающая и эгоистическая, берущая — встречаются на поле пьесы Гибсона. Казалось бы, между Гиттель и Джерри нет ничего общего, и диалог совершенно невозможен. Единственное, что объединяет их – абсолютное одиночество.

Аня Саяпина