Желающих «прорваться в Светлановский Зал ММДМ», где в начале апреля выступали джазовые легенды пианист Чик Кориа и вибрафонист Гэри Бертон, оказалось неожиданно мало – явно меньше, чем заслуживает звездный уровень дуэта. В сообществе gorit_bilet накануне появилось объявление примерно следующего содержания: «подарили билеты в третий ряд на день рождения, на концерт идти неинтересно, уступлю билеты дешевле номинала или обменяю на De-Phazz». Сами звезды на такое кощунство не обращали внимания: собравшиеся явно знали, на что пришли, и приветствовали музыкантов очень тепло. На балконе даже затесался одинокий болельщик «стадионного» типа, разбавлявший бурные аплодисменты криками «Чик Кориа браво! Гэри Бертон браво!»
Роль конферансье музыканты поделили по-братски. Пианист сразу предупредил, что сегодня прозвучит новая музыка, которая войдет в следующую совместную запись. Строго говоря, новую композицию они привезли только одну, остальные – «хорошо забытое старое» с собственных работ, либо из «архивного» репертуара других артистов. Предваряя первую «ностальгическую» пьесу, Кориа безуспешно пытался вспомнить, сколько же лет назад дуэт ее записал: толи четырнадцать, а то и все четыреста, затем махнул рукой и сел за рояль.
Сквозь прозрачное кружево импровизированного совместного вступления незаметно прорисовался ритм нежной сказки-фэнтези под названием Love Castle. Замок этот явно строили эльфы для своих возлюбленных фей. В оригинальной записи My Spanish Heart восходящее развитие темы завершалось «неземным» голосом Гэйл Моран, супруги Чика. Хрустальный вибрафон Бертона эту «эфирность» передает легко и непринужденно. За основной мелодией последовало его развернутое соло, раскрывающее секрет дуэта: выдающийся композитор Чик Кориа встречает выдающегося импровизатора Гэри Бертона. Вибрафон, пожалуй, самый зрелищный музыкальный инструмент – что-то среднее между ударной установкой и роялем, только «клавиатура» крупнее и вся на виду. Однако уследить за четырьмя палочками Бертона почти невозможно, самый простой его прием – вихрем пронестись сквозь все три октавы. Наимпровизировавшись вдоволь, Гэри отошел в сторону и оставил мелодию на растерзание автору. В его руках она претерпела чудесные метаморфозы: ритм таял и испарялся, как облака под игривыми порывами весеннего ветра, а россыпи нот там и сям срывались капелью с крыш волшебного Замка.
Следующую композицию Бертон объявил не сразу – пришлось переждать аплодисменты. Они же помешали полностью расслышать мудреный асимметричный ритм alegría (одна из форм фламенко), который Чик вместо вступления к одноименному опусу прохлопал ладонями, а Бертон простучал по крышке рояля. В завораживающей мелодии голоса обоих инструментов переплетаются так плотно, что не разберешь, кто из них солирует. Эта пьеса с альбома The New Crystal Silence 2008 года – одна из самых «свежих» разведэкспедиций Армандо Антонио Кориа на музыкальную территорию испанских предков.
За ней пришло время заявленной «новой музыки». Сентиментальную балладу Can’t We Be Friends из репертуара Фрэнка Синатры и Эллы Фитцджеральд Чик, по его словам, открыл для себя на послевоенной пластинке великого пианиста Арта Тэйтума, который прославился столь скоростной игрой, что ему почти никто не мог аккомпанировать. И хотя в своих сольных пассажах Кориа так же свободно порхал по всей клавиатуре от края до края, сквозь его яркую индивидуальную манеру ростки «Золотого Века джаза» робко пробивались от силы раза три.
В Chega de Saudade Чик еще более бесцеремонно затмил собой отца босса-новы Антонио Карлоса Жобима. Не объяви Бертон композитора заранее, едва ли даже самые преданные поклонники бразильской музыки узнали бы эту самбу на слух. Легкий заразительный ритм Кориа стер в мелкий песочек, а аккомпанемент переписал заново, в который раз проявив себя непревзойденным мастером регармонизации. Гэри Бертон эту мелодию играл в самом начале своей карьеры, в том числе как сольный номер. Плотный частокол чиковских аккордов он преодолевал с восхитительной легкостью, чего не скажешь о слушателях – первые полдюжины «неосиливших» потянулись из зала именно после этой пьесы.
Под занавес первого отделения Бертон представил новое сочинение Чика, окрестив его «Моцариа» - синтез Моцарта и Кориа. Название Mozart Goes Dancing внесло радостное оживление в ряды зрителей. Композиция и вправду вышла бодренькой. Много ли в ней Вольфганга Амадея, пусть судят академики-музыковеды, хотя вступление на рояле прозвучало не без известной торжественности.
Перевести дух позволила другая пьеса Чика – Brasilia, пятая и самая красивая часть его «Лирической сюиты для секстета», записанной в 1982 году с Бертоном и струнным квартетом. Плавный ритмический рисунок из четырех ровных нот и спокойная романтическая мелодия никак не ассоциируются с Латинской Америкой, а скорее задают академически строгие рамки, из которых не выбиваются и импровизации. Если «испанское» наследие Чика Кориа уже взяли на вооружение классические гитаристы, то эта композиция однозначно заслуживает более широкой известности.
К «новой» программе Чик вернулся с байкой о том, как он всю жизнь был равнодушен к «this thing», хотя все вокруг были «into this thing», но буквально недавно друг и коллега Бела Флек познакомил несведущего Чика с «this thing» и вот теперь он тоже «в теме». Авторов можно было не называть: зал дружно зааплодировал, едва расслышав мотив «Ah, look at all the lonely people» из битловской Eleanor Rigby. Сзади раздалось вполголоса: «Ну ты ведь ее знаёшь, да? — Ну конечно знаю!» Добавив в конце каждой фразы по паре тактов проигрыша и упростив партию левой руки до одного короткого риффа, Чик заметно ускорил свою же сольную версию 95 года со сборника джазовых каверов на песни «Битлз» от лейбла GRP. Зато уж теперь слушатели будущей записи не усомнятся в том, что за роялем маэстро Кориа собственной персоной.
Главный джазовый сюрприз ждал впереди – Strange Meadow Lark Дэйва Брубека с того же эпохального альбома Time Out 1959 года, что и покорившая хит-парады Take Five. На удивление, этот номер был исполнен, что называется, «близко к оригиналу». Возможно, потому, что Брубек еще жив, да и его четверо сыновей-музыкантов, как ни крути – реальная сила, с которой приходится считаться. Под сдержанно свингующий аккомпанемент Кориа вибрафон бережно воспроизвел и брубековские переливчатые арпеджио, и саксофонную партию Пола Дезмонда, а общее звучание дуэта напомнило сотрудничество Бертона с другим пианистом – японцем Макото Озонэ, в более традиционном ключе.
Самым известным джазовым стандартом в основной программе стала темпераментная пьеса Hot House из репертуара прародителей бибопа Чарли Паркера и Диззи Гиллеспи. Бодрую тему Бертон просмаковал как старое вино, с наслаждением оттягивая ноту в конце второй фразы. Помахав на прощание, Кориа и Бертон оставили зал на ушах, но скоро вернулись. Чик картинно схватился за сердце, иронизируя над глубокомысленным названием «Номер 4, опус 11», но прелюдия Александра Скрябина оказалась полна дождливой меланхолии. Публика приняла своего соотечественника на ура и, не дожидаясь пока смолкнут аплодисменты, Бертон высек из своего инструмента каскад искрящихся брызг, которые Чик легким движением руки направил в русло испанского ритма. Знаменитую La Fiesta зал узнал с первых же аккордов, еще до того, как обозначилась мелодия, а в припеве кто-то даже умудрился подпевать! В свои без малого семьдесят лет Чик так оживленно семенил ногами под скамьей, что по закону сохранения энергии его следовало бы пересадить за орган Hammond с басовыми педалями. Дождавшись своей очереди солировать, он кинулся обеими руками в нижний регистр, изображая «расгеадо» – коронный прием гитарного фламенко, а затем галопом помчался по бескрайним просторам рояля, иногда привставая и касаясь его струн рукой изнутри. На такой волне даже лиричное плавное завершение пьесы было принесено на алтарь импровизации. И хотя этой «бородатой» вещью, с которой дуэт начал свое «случайное» сотрудничество в далеком 72 году, концерт по идее должен был заканчиваться, стоячие овации упорствовали. Пришлось выйти на второй бис. Им стал короткий, но очень эффектный блюз Blue Monk от еще одного гиганта джазовой мысли Телониуса Монка, который оба в свое время исполняли в других дуэтах, Бертон с упомянутым Макото Озонэ, а Чик – с бесподобным вокалистом Бобби МакФеррином.
Похвалы Чика немногочисленная публика своим энтузиазмом несомненно заслужила. Будет очень обидно, если московские любители джаза не увидят ни квартет Бертона с 23-летним гитаристом-вундеркиндом Джулианом Ладжем, который начинает европейское турне в июле, ни новый проект Чика Кориа Return to Forever IV. Все-таки потомки Скрябина способны оценить и более искушенную музыку, чем De-Phazz.
Виктор Гарбарук