Один из самых долгожданных отечественных фильмов года - «Петровы в гриппе» Кирилла Серебренникова, во многом оказавшийся многозначительней и многомернее своего первоисточника, по праву завоевал международное признание. Экранизация романа Алексея Сальникова была единственным представителем России в конкурсе Канн-2021. Призов он, к сожалению, не получил, но международное внимание к ленте - уже важное событие для отечественного кинематографа, явившееся безусловным режиссерским триумфом.
Экранизировать нашумевший роман, полный искр абсурдного остроумия и метких метафор, который в то же время пропитан философией о бессмыслии провинциального житья и отсылками к большой политике, вышедший из под пера известного российского писателя Алексея Сальникова в 2016 году – дело весьма непростое. Утверждать это следует, прежде всего потому, что во время чтения «Петровых...» аудитории передается ощущение ни с чем несравнимого авторского трепета перед окружающим миром российской действительности, с подробными приметами ускользающего в прошлое быта, которого автор добился благодаря своему многоречивому, красочному языку. Строится роман на приеме, введенным в широкий оборот Виктором Шкловским, – остранении - имеющим своей целью вывести читателя «из автоматизма восприятия» обыденных предметов и ситуаций. Для чего автором придумано то самое гриппозное состояние лихорадочного полубреда, погружающее героев в «некую отстраненность сознания». С легкостью литературного Ван Гога Сальников передает это знакомое всем состояние, причем делает это с точностью человека, который это состояние придумал. Как следствие автору удается выполнить одну из самых сложных задач, стоящих перед литератором – впрыснуть жизнь в своих персонажей, дать читателю почувствовать их гриппозное дыхание вкупе с экзистенциальной растерянностью, томящих героев на протяжении всего романа. Однако фильм по мотивам книги – произведение синтетическое, в данном же случае – интерпретация произведения одного большого художника другим большим художником.
Вооружившись богатым на детали и мысли текстом Алексея Сальникова, Кирилл Серебрянников снял красивейшую фантасмагорию, в основе которой лежат дух и натура русского человека. Во всех их проявлениях: как неприглядных, так и неповторимо притягательных. Нелинейное повествование сосредоточено на обычной семье из Екатеринбурга – Петрова, его жены, сына – и их буднях, в которых банальное смешивается с психоделическим. В гриппозном бреду с семьей случаются совершенно удивительные вещи: они «неосознанно погружаются в бессознательное», видят галлюцинации, смешивают их с реальностью, путешествуют во времени, размышляют на, казалось бы, совершенно не связанные друг с другом темы, начиная от смысла жизни, заканчивая политическим устройством страны; угрюмая реальность перемешивается с лихорадочными галлюцинациями, библейские сюжеты – с нуарным триллером, а древнегреческая мифология вдруг обретает новый дом посреди свердловских руин.
Петров-старший - главный герой или точнее молчаливый наблюдатель всего происходящего, остальные же персонажи, создающие единство этого макабрического бала, кажется лишь только возникают в его воспаленном сознании, выдают репризы и исчезают. По замыслу авторов зритель и не должен знать о них многого: Серебренников, как и Сальников, рисует их крупными мазками, не рассказывая предыстории и особенно не раскрывая характер. Ведь в основе сюжета фильма, как и книги Сальникова лежит сюрреализм, позволяющий подавать происходящее максимально субъективно. Какая разница, где здесь правда? Важно, что сам герой в это верит. Недаром Петров скорее наблюдатель, чем участник событий. Он и выглядит почти мистическим персонажем: замкнутый, отстраненный, существующий на зыбкой границе яви и фантазии, попутно выпивающий с загадочным персонажем по имени Аид. В какой‑то момент герой словно возвысится над всеми декорациями фильма и будет подсматривать за событиями через окно. И только к середине картины станет ясно, что в этой бесцельности происходящего и состоит основная идея. «Петровы в гриппе» должны заражать зрителя болезнью героев, погружая в горячечный бред. Добиваются этого авторы именно тягучей медитативной подачей и множеством почти не пересекающихся линий, которые подчеркивают безрезультатность всех действий героев. Ведь у галлюцинации не может быть конкретного финала. Она просто растворяется, когда спадает жар. Зритель сам будто бы простужается, попадая с первых кадров в череду несвязанных событий, пеленающих разум, а потом приходит в себя лишь с конечными титрами.
Время действия «Петровых» еще более знаковое - события разворачиваются на рубеже двух тысячелетий, когда из-под старой чешуи Советского Союза пробивало себе дорогу нечто новое. Или все то же старое? Что безумно роднит замысел авторов с еще одной экранизацией некогда потрясшей Америку своей столь же шокирующей и безысходной действительностью бытия в период бурных 60-е и 70-е годы, когда в поисках Американской мечты простые обыватели «были во власти фантастического всеобщего чувства своей безоговорочной правоты, грядущей победы» гениально описанной Хантером С. Томпсоном и позже воплощенной на экране сумасшедшим английским абсурдистом Терри Гилиамом. Неподдельное чувство о невероятной схожести двух, или точнее сразу четырех произведений огромных художников современной эпохи – Сальникова/Томпсона, Серебренникова/Гиллиама овладевает сознанием зрителя настолько, что от него невозможно отделаться. Возможно благодаря тому самому непреодолимому чувству неизбежной победы над силами Старого Порядка и Зла, маячащему и так отчетливо прочитывающемуся в обоих фильмах, являясь при этом еще отнюдь не забытым и оставленным, а утраченным как будто бы лишь за секунду до начальных титров. «Мы набрали полную скорость, мы взлетали на гребне прекрасной волны…» – пишет герой Томпсона, Рауль Дьюк, правда охваченный отнюдь не гриппозным, а наркотическим угаром, как будто бы про Россию на волне перестройки, сулящей свободу и обновление, вот только как и у Хантера Томпсона «Не прошло и пяти лет, и сегодня можно взобраться <...> на вершину холма и посмотреть на запад, и, если умеешь видеть, то перед взором замаячит уровень полной воды – там, где волна наконец разбилась и отхлынула вспять»... Пронизанный столь же тонкими метафорами отхлынувшей волны, обманувшей ожидания и оставившей лишь ощущения опустошения и в корне смешавшихся моральных ориентиров, фильм Серебрянникова перекидывает мостик к своему американскому свободному брату, вводя такой знакомый образ прохожего с хвостом доисторической ящерицы, перегородившего дорогу Петрову средь уймы бессознательных сюрреалистических коллажей.
При просмотре картины порой возникает впечатление, что Серебренников подобно Гиллиаму попытался дать ответ на основные вопросы книги, которую он экранизирует и которые автор ставит, но не решает в своем произведении: что же это за инфекция, которой мы все болеем, и когда произошло заражение? По этой причине экранизируя «Петровых…», Серебрянников визуализирует еще и целый интертекстуальный шлейф, который идет за книгой, но делает это размыто, атмосферно. «Петровы в гриппе» поначалу выглядят столь же сумбурно, как и книжный оригинал Сальникова: на экране перемешаны сцены из текста и новые эпизоды, полностью выдуманные сценаристом-режиссером. Но подобно «Страху и ненависти», из происходящей мешанины, режиссер высекает искру гротеска с помощью резкой смены комического и меланхолично-рефлексивного, что делает фильм Серебренникова – отнюдь не высказыванием, а размышлением о том, как, почти смертельно раненные, мы оказались там, где мы есть, с тем, что у нас осталось... Это - некоторая усталость от бурно и неоднозначно прожитой молодости, ностальгически-иронически-критические воспоминания о ней, ее пронзительное звучание, где у каждого откликнется что-то свое, где каждый предмет что-то значит, о чем-то говорит...
Однако подобно бессмертному творению Гиллиама, общая мрачность и брутальность атмосферы фильма не должны вводить зрителя в заблуждение. Есть здесь место и лирике, и мечтательности, и вере в светлое будущее. Даже сквозь крепкий сон забытия в водочных парах комнат, меняющихся год от года вместе с окружающей действительностью, крушением мечтаний и сменой идей, которые также меняются, главный герой - все такой же, мальчик в поисках собственного чуда. Чуда на которое у каждого, не смотря на мрак окружающей действительности есть право. Простое и такое естественное – право на чудо. Как и положено, по законам жанра, обыкновенное, но все-таки каждый раз спасающее нас, вновь возвращая желание жить с верой и надеждой в уже отнюдь совершенно не ясное будущее, но где все обязательно будет хорошо. Чудо, находящееся вовсе не в границах реальности, а непременно волшебное, какой стала для него настоящая Снегурочка на детской елке, со слишком холодной рукой, и в добавок ответившая, что она настоящая, сотворившая то самое чудо, которое до сих пор помогает жить главному герою. И чтобы мы, зрители, не отчаивались и не теряли надежду, Серебрянников тоже сотворяет для нас чудо - создавая на экране, пожалуй, самое невероятное и исконно живущее в нашем сознании - чудо воскрешения, показывая, что несмотря на мрак окружающей действительности, воскреснуть все-таки можно. Дмитрий Кузнецов, сыгравший трупа в катафалке, стал тем, кто смог, а значит нет никакого фатума, нет обреченности, и даже после полного крушения, разложения и смерти - все возможно...
Это сложный фильм по сложной книге. Потому ошибкой было бы анализировать фильм Серебренникова с точки зрения психологического реализма. «Петровы в гриппе» – это фильм-гротеск, где элементы карикатуры соединяются с фантастикой и тонким интелликтуализмом. Потому в фильме снялись безоговорочные любимцы именно интеллектуальной публики: Чулпан Хаматова, Юлия Пересильд, Варвара Шмыкова, Семен Серзин, Любовь Аркус, Юлия Ауг, Анна Наринская, Николай Коляда. По-советски прекрасны здесь и артисты второго и третьего планов: Александр Ильин в роли философствующе-пьянствующего профессора; Тимофей Трибунцев сразу в семи крошечных ипостасях; как-то роскошно загримированный Юрий Колокольников, притворяющийся тем самым Аидом или попросту Артюхиным Игорем Дмитриевичем; Иван Дорн, изображающий заносчивого писателя, которому необходимо свести счеты с жизнью и так далее...
Во многом «Петровы» - совершенно блестящая работа, отдельная заслуга которой - операторская работа Владислава Опельянца, - настоящего мастера и постоянного оператора Серебренникова, - мастерски передающего через снятые одним кадром сцены и продуманные визуальные концепции то гриппозное состояние Петрова-старшего, чьими глазами мы смотрим первую половину фильма и общее иронично-ужасающее настроение фильма. «Петровы в гриппе» находят баланс красоты и живости, погружая зрителя в эстетику, близкую Дэвиду Линчу. В ленте Серебренникова даже свет часто исходит от разных цветных ламп, которые так любит американский гений сюрреализма. Хотя бесконечно длинные кадры режиссер берет скорее не от западного коллеги, а из своего театрального опыта. При всей мрачности и утомительной подаче «Петровы в гриппе» невероятно эстетичное и даже изящное кино, снятое настоящими мастерами своего дела. От картины иногда тяжело, но после просмотра хочется вернуться в эту атмосферу, чтобы окончательно уложить в голове все эмоции и события. Травматичные, но очень знакомые и даже родные.
В итоге мы получили авторское прочтение книги Сальникова. Режиссер сумел передать заложенное автором двоемирие и остроумные хитросплетения сюжета, полные рефлексии по краху иллюзий 90-х. Однако мораль здесь вообще вынесена за скобки, и посторонний глаз не разглядит ничего, кроме гриппующей семьи, перманентно пребывающей на границе сна и реальности; ну так это проблемы постороннего глаза. А я вам скажу: с веселой эпохой надо прощаться весело, неожиданно вспомнив надпись при выезде из города в фильме Гиллиама : «Здесь вы покидаете зону Страха и Ненависти». Но не в этом ли конечная цель всего, что нами движет? Ведь бесконечно ностальгируя по прошлому, «Петровы в гриппе» сообщают нам, что этим прошлым надо просто переболеть, как гриппом, и выздороветь. В рамках кино, в котором всегда есть элемент сказки, это возможно. Есть там и пилюля, которая осталась из прошлого, аспирин 1976 года, но кажется, именно эта таблетка спасает современного мальчика. Достаточно консервативная, но теплая идея, что прошлое может еще и исцелить. Может убить, но вообще-то может и вылечить, поэтому все не так однозначно и очевидно. Что ж, Вива Серебрянников, Вива Сальников, Вива Лас Вегас.
Аня Саяпина