«Аннет»
Братья Мэйл
«Sparks»
Режиссер Леос Каракс
композиторы Братья Мэйл
Продюсер Чарльз Гилберт
Оператор Каролина Шанпетье
Художник Флориан Сансон
Первоначально задуманный как альбом американской поп-группы Sparks, выросший из многочисленных опытов и музыкальных экспериментов, включая радио-мюзикл «Соблазнение Ингмара Бергмана», новый проект братьев Рона и Рассела Мэйлов (Ronald & Russell Mael) воплотился в монументальный образец чистого искусства – новую ленту Каннского фестиваля «Аннетт», пронизанную тонкой европейской чувствительностью. Последнее - благодаря Леосу Караксу, французскому режиссеру, поддерживающему дух кинематографических движений рубежа 1950–60-х годов, объединенных общим названием «Новая волна». Его работы обычно отвергают традиционные способы кинопроизводства и упиваются размытыми линиями экспериментирования.
Еще девять лет назад Каракс покинул пределы того пространства, которое можно коротко назвать «Кино» и перешел в измерение, которому хочется дать определение «Супер-дивертисмент», далеко выходящий за пределы зрелища, которое мы называем фильмом: пропорциональное растворение на экране законов жизни и смерти, театра и искусства как такового, с получением самовоспламеняющейся субстанции, сжигающей сам экран и опаляющей сердца зрителей.
Новый фильм режиссера не стал исключением, и был создан по той же трансцендентной формуле, – возвращая нас к атмосфере и музыке Бродвея 60-70-х годов прошлого века, совмещенной с классическими оперными партиями, - Каракс будто бы создает новый вид мюзикла, точно воплощающий на экране внутренний мир главных героев, которые любят друг друга до безумия – в мире, где мы с трудом можем отличить правду от вымысла... Реальность фильма, созданная Караксом, в первую очередь, эстетична, - непобедимая поэтическая прелесть, охватывающая всю атмосферу фильма поражает с каждой последующей сценой, но будучи сотворенной большим художником поднимает не на шутку глубокие экзистенциальные вопросы о сущности любви, смысле жизни и самопознании.
Вместе с тем, «Аннетт» – нескончаемое шоу, фарс и эксцесс, поэтому выбор его в качестве фильма, открывающего Каннский фестиваль после годового перерыва не случаен. Словно бы в дань этому завершившемуся затишью, сценаристы и авторы музыки Sparks рукоплещут радостному «So, may we start» в самом начале фильма. Еще один аккорд, и из-за угла выйдут Адам Драйвер (Adam Driver) и Марион Котийяр (Marion Cotillard) – пока еще артисты, но в конце сцены – уже персонажи. Вихрем праздничного шествия они отправятся за дверь звукозаписывающей студии, чтобы наполнить голосами улицы и в следующий момент склониться перед рукой судьбы, упасть ниц во искупление грехов, которые произойдут в будущем...
Превосходный ансамбль картины раскрывается в блестящей актерской игре, особенно Адама Драйвера, чей Генри МакГенри обладает всеми абсурдистскими тенденциями и маниакальной харизмой, способной привлечь внимание публики. Это – американский комик, который выходит на съемочную площадку в халате сквозь завесу театрального дыма и корчится на сцене, излагая свои юморески сухим, часто бессвязным бормотанием. Но даже его образ рок-звезды не может сравниться с возлюбленной Генри, Энн Дефрану (Марион Котийяр) - сверхизвестной оперной дивы, выступающей на мировых сценах и обожаемой зрителем за свою утонченность, а также каждый вечер спасающей своим ангельским пением души партера оперных театров. Изо дня в день умирая на сцене, Энн падает под свет софитов и лишь в конце выступления, заново возрождается, выходя на поклон под шквал аплодисментов... Трудно представить двух более разных людей, но когда эти двое будут мчаться на мотоцикле навстречу ветру и ночи, будет казаться, что они созданы друг для друга…
Однако альянс людей искусства, причем столь разного – высокого и низкого, оперы и комедии – по братьям Мэйл, гарантирует отнюдь не гармоничное развитие, а стремительное изживание глубокого чувства. Опуская сюжетные подробности, можно сказать, что весь фильм медленно пробивается сквозь шторм музыки от рискованно-провокационного, но все-таки смешного стендапа, к выражению неподдельного трагизма, который больше пристал оперной сцене, чем мюзиклу. Ведь главная заслуга режиссера в этой ленте состоит отнюдь не только в создании монументальной визуальной составляющей, где каждый кадр - ожившее полотно, но в особом умении выворачивания постмодернистской поэтики наизнанку: там, где постмодернисты, соединяя высокое и низкое, добиваются комического эффекта, Каракс удивительным образом высекает искру трагической подлинности. Обычную в общем-то бытовую драму он превратил в философское и поэтичное высказывание всего одним-двумя приемами. И главный тут, конечно, образ той самой малышки Аннетт – дочери Генри и Энн, давшей название фильму. Которая предстает в человеческом обличии лишь в самом финале истории, на протяжении же всей картины ее роль исполняет кукла – довольно плохо сделанная, двигающаяся на шарнирах, и напоминающая тех самых деревянных марионеток из кукольного театра XVII века. Придуманная Караксом чтобы воочию показать, что для Генри, чья жизнь стала рушится с рождением дочери, она является механической помехой, неодухотворенным препятствием, представляющим собой поворотный момент в отношениях с его возлюбленной. Ведь банальная роль бебиситтера вовсе не может удовлетворить творческие потребности обиженного на весь мир декадента, чужой успех ранит куда больше, чем собственная неудача, темные стороны славы порождают неуемную боль и зависть, а за песней Sparks не спрячешь жгучие уколы ревности и нестерпимые душевные метания.
Разрешения драмы происходит во время отпуска влюбленных на яхте, плывя по бурному морю, Энн выходит на палубу, где сталкивается со все растущим безумием Генри, настаивающего на своем сумасшедшем желании станцевать вальс. Это довольно романтичный эпизод: Энн и Генри танцуют на палубе, раскачиваясь над кипящей бездной, а вода злобно хлещет за борт. В этой сцене Каракс достигает пика живописности образов, показывая трагедию гибели Энн в привычных для нее, – по истине, оперных – масштабах смерти главной героини, в то время как прикованный к экрану зритель замирает в безмолвном молчании, пытаясь разгадать как неспешно и последовательно, под непрерывную музыку, произошла подмена влюбленного романтика на обезумевшего в пылу отчаянья убийцу. Бездна звала, бездна шептала и утянула его за собой, оставив лишь безмолвно окутывающий и сковывающий в тиски мрак, переходящий все границы, и музыку, - к которой Каракс всегда подходил с трепетом, - играющую до самых последних титров. Кроме которой в фильме теперь останется лишь мистерия марионеток, следующая своим неумолимым законам, где одной из марионеток явится Аннетт, а другой - некогда не знающий пределов Генри, подвешенный и управляемый собственным страхом, тоской и раскаянием. Лишь финальная сцена внесет сокрушительную ясность в измотанную бесконечными метаниями душу главного героя, обрушившись устрашающей лавиной подступившего экзистенциального ужаса, суть которого - в ключевой фразе финала: «тебе больше некого любить».
Хлестким высказыванием Каракс ставит под вопрос все романтические ценности, которыми режиссер испещрил свою кинокарьеру. Ведь при всей ошарашивающей живописности и пронизанности романтическим духом, перед нами ультрасовременная история о том, как любовь оборачивается насилием. А художественная провокация, которой творческие люди так любят бравировать - преступлением. Излишне мистифицированное представление о действии, совершаемом в состоянии аффекта во имя любви, сыграло злую шутку с режиссером. Ценности эпохи нью-вейва, как и артефакты эры беспечной маскулинности, невзирая на ореол романтики, которым они были окутаны, ныне выглядят катастрофически неэтично. А волевой поступок – больше не доблесть, но скорее жертва, и персонаж Адама Драйвера здесь как нельзя лучше раскрывает всю палитру кровавых оттенков, которыми может запятнать себя мужчина-романтик в наше время.
Так, под грустный марш финальных сцен и овации в Каннах на глазах Каракса закатывается целая эпоха романтиков и мечтателей. Ведь прекрасно ясно, что такого смелого, целостного, самокритичного и честного высказывания о природе старых понятий маскулинности больше не будет. Приз за режиссуру Каракс получает, правда из рук жюри принимает его не режиссер, а братья Мейл, но в Каннах выигрывает «Титан» Джулии Дюкорно – как следует из отзывов критиков, фильм о манифестации женской самосознательности, коих время наплодит еще достаточно, в отличие от откровенных разговоров о мужской доле в новом, стремительно преображающемся мире.
Аня Саяпина