Подводить итоги, дело, хотя и приятное, но не самое легкое – всегда рискуешь нарваться на крайний субъективизм. Тем более, что все ведущие киноиздания уже опубликовали не один десяток таких списков в минувшем году. Гораздо интереснее проанализировать ситуацию в нашем отечественном кино (надеюсь, что сам факт его существования уже никем не отрицается) и оценить то, что многие называют «новой русской волной». Что же это: иллюзия или вполне осязаемое явление? Что она собой представляет? Каковы ее черты? Попробуем разобраться вместе.
Сам термин «новая волна» зародился в начале 60-х, во Франции, когда группа критиков во главе с Жаном-Люком Годаром выдвинула свой манифест-отказ от коммерческого кино, далекого от реальности, призывая к экспериментам в области киноязыка. «Новая русская волна» ничего нового не изобретает, только сближается с реальностью, которая на широком экране кинотеатров приобретает очертание еще более ужасающие, чем будни на канале НТВ.
Вторая основная черта «новой волны» - молодость. Читай: неприятие старых канонов, обращение к новым, зачастую шокирующим, темам. Молодость не в возрасте, а в той привлекательной неопытности, когда принципы еще не созданы, и нет никаких границ в творчестве, и делаешь, что только душе угодно. Практически все режиссеры (Хомерики Хлебников, Вырыпаев, Мизгирев, Сигарев, Волошин), операторы (Хамиходжаев), сценаристы (Родионов) и продюсеры (Борисевич, Дишдишян) так называемой «новой русской» молоды не только своей неопытностью, но и возрастом. Можно даже составить эдакий общий портрет современного российского кинодеятеля: возраст около сорока, опыт небольшой – пара-тройка фильмов, в глазах желание творить, снимать и раскрыть согражданам глаза на происходящее вокруг. Но при этом какое-то дикое противоречие: увидеть и показать недостатки они могут, но особого желания что-то исправить никто из них не испытывает. Огонек только в глазах, а в сердце – смирение и сочувствие к «хорошим» людям в этом несправедливом мире.
Хотя большинство людей в их фильмах бездушные, небо хмурое («Сказка про темноту»), а форма и погоны используются как клеймо ограниченности и безучастия. Даже, несмотря на то, что участковый (милиционер) от слова «участие» («Сумасшедшая помощь»). И проблемы у этих людей какие-то мелочные, да и сами они «маленькие», хотя могут быть лучше. Но суровая реальность забивает их в угол, под плинтус, откуда уже не выбраться, и в итоге может привести к еще одному потерянному поколению («Я»). И вроде бы нельзя найти в этих фильмах точки соприкосновения, общие темы, но после просмотра каждого из них появляется общее смутное чувство безысходности, одиночества и заброшенности.
По нескольким причинам:
1. Менты
(«Сказка про темноту», «Сумасшедшая помощь», «Я». Если милиция в фильме не показана прямо, то ее косвенная роль еще страшнее – она просто напросто бездействует, и неизвестно, что хуже.)
Люди в штатском и с погонами присутствуют практически в каждом современном российском фильме. Образ «плохого лейтенанта» на русской земле бьет все рекорды популярности среди режиссеров и сценаристов. Вместе с ними в фильмы приходит и неповторимая атмосфера ментовских курилок, ощущение бесправия, царящего в структуре правоохранительных органов, как в «Сумасшедшей помощи» и, разумеется, невероятной жестокости («Груз 200», «Я», где милиционер не просто жесток, он еще и метросексуал). Человечность присуща только чуткой сотруднице детской комнаты милиции Геле из «Сказки про темноту» Николая Хомерики.
Еще один важный атрибут милицейского круга – мат. Он в нашем кино повсюду, и грешат им не только сотрудники правопорядка (последнее слово следовало бы взять в кавычки). Можно, конечно, свалить на наш «великий и могучий»: как же без мата? А видимо никак. Даже признание в любви звучит у них специфически: «А ты мне на *** не нужна!» (финал «Сказки про темноту»)
2. Театр.dok
Излишняя театральность – главный минус нашего современного «молодого» кино. В принципе, это нестранно: большинство режиссеров выходцы из театральной среды. Взять хотя бы Вырыпаева, который в одном из интервью открыто сказал, что в кино он только гость, а его стихия – театр. Другой режиссер, Василий Сигарев (автор нашумевшего «Волчка», получившего главный приз Кинотавра) тоже театральный режиссер, да и сам «Волчок» изначально был пьесой. Правда, судя по отзывам театралов фильм не в пример лучше спектакля. Как следствие, перегруженность фильма реквизитами. И маленький игрушечный волчок превращается в устрашающий символ рока и судьбы. А у Вырыпаева действительность выглядит как будто бы и не действительностью, а театральными декорациями. В «Эйфории» они завораживают красотой богом забытой деревушки, в «Кислороде» фон ширится, здесь уже и Москва со своими переулками, где теряются герои, и Восточный мусульманский мир, где сплошь одни террористы и наркота, и подмосковный город с огородом, и, разумеется, невежественными ментами.
Но и здесь таится противоречие: театральность идет рука об руку с документальностью (театр.dok), претендует на объективную оценку окружающей среды. Авторы открывают зрителям глаза на окружающие их ужасы, но при этом сами не видят никакого выхода. Насилие в семьях («Волчок», «Похороните меня за плинтусом») будет продолжаться вечно. И как подтверждение закольцованность первого фильма: девочка-волчок, брошенная матерью, в фильме говорит ее же голосом. Геля из «Сказки про темноту», так напоминающая женщин Антониони из трилогии некоммуникабельности, никогда не сможет найти родную душу в далеком Владивостоке, а героиня Натальи Негоды в «Бубне, барабане» сама отрезает пути к любви, которую она так долго ждала. Братья Будники из «Миннесоты» Андрея Прошкина никогда не вырвутся из своего провинциального городишка, и виноваты в этом не их высокие моральные принципы, а бессилие против окружающей среды. Да и слишком поздно осознавшие свою любовь герои из «Сумасшедшей помощи» больше никогда не встретятся. В общем, полная безысходность.
3. Провинция
Как-то раз Сергей Юрский, сценарист и режиссер, сказал, что «русская провинция имеет один недостаток. Недостаток ужасный. Она называет себя провинцией». Его слова идеально иллюстрируют те безымянные города из современного российского кино. Даже спальный район Москвы, как в «Сумасшедшей помощи», выглядит самой настоящей провинцией со всеми присущими ей атрибутами (см. пункт №1). Но кроме озлобленных ментов, там разгуливают абсолютно безучастные ко всему люди, такие же озлобленные на все и всех, но при этом ни на кого конкретно. Корни их жестокости кроются в их самих, в их провинциальном менталитете, который не позволяет им видеть дальше собственного носа. Провинция в их понимании – это одновременно и весь мир, и богом забытый клочок земли. Даже солнце обходит их стороной, и ходят они под хмурым небом. Просветов нет.
Хорошие люди, правда, иногда встречаются. Но выглядят они либо свихнувшимися альтруистами (пенсионер из «Сумасшедшей помощи»), либо обреченными на вечное одиночество старыми девами («Сказка про темноту»). А впереди у них – смерть («Волчок», «Я») или вечное прозябание («Миннесота»).
Опять безысходность. Невольно задаешься вопросом, а может предсказания майя не просто притянутый за уши коммерческий ход, а вполне реальное и недалекое будущее?
Ряд обобщений можно продолжать еще долго. Но в итоге все равно наткнешься на безысходность, пронизывающую насквозь все фильмы. Ту безысходность, с которой выходишь из кинотеатра после просмотра. Безысходность, которая самые светлые порывы превращает в банальные, заведомо провальные, потуги на счастье.
В общем, вердикт для нашего поколения не самый приятный.
Если оторваться от содержания, то откроется более приятная картина. Все вышеперечисленные фильмы были сняты в 2009 году, да и в целом, уходящий год стал довольно успешным для российской киноиндустрии. Объем производства, несмотря на кризис, увеличился. Но при этом нельзя назвать ни одного, по-настоящему выдающегося, самодостаточного режиссера. Все они берут только скопом; и не столько качеством, сколько количеством. Как поэты пушкинского круга, авторы «новой русской волны» практически ничего не представляют поодиночке, а интересны только в контексте эпохи. Нашей с вами эпохи, во многом противоречивой, переходной, и, следуя их логике, безысходной.
Когда в 2003 году появилось «Возвращение» Звягинцева, люди во всем мире узнали, что кино в России еще живо, и может выпускать на широкий экран по-настоящему хорошие, качественные фильмы. Но вот десятилетие прошло, а достижения Звягинцева так никто и не повторил, и даже близко не приблизился к его заслуженному триумфу. Да, режиссеры «новой волны» получают небольшие награды и «специальные упоминания» на всевозможных кинофестивалях, критика к их творениям относится вполне сдержанно, без выпадов… Но чего-то по-настоящему стоящего и запоминающегося ни один из них так и не создал. Ситуация с «новой волной» такая же серая, как и небо в этих фильмах.
Но любой опыт, пусть даже не самый удачный, - это опыт. Впереди новый год, новое десятилетие, новые имена, новые фильмы и новые награды. На родине Эйзенштейна и Тарковского кино умереть не может.
Елена Ищенко