Макабрическая сказка Ренаты Литвиновой «Северный ветер»

     Новый фильм, созданный по мотивам одноименного режиссерского дебюта Ренаты Литвиновой в МХТ им. А. П. Чехова, органично и в то же время гротескно сплетенный из стараний нескольких больших отечественных художников стал настоящим открытием этого сезона и хлесткой метафорой той, пронизывающей мерзлоте, царящей в нашем окружающем и внутреннем мире современной действительности.

        Родившись  на театральной сцене, проникнутой условностью, новая лента режиссера исполнена в соответствующей эстетике, прослеживающейся в диалогах, утрированной актерской игре и театральном свете, подчеркивающим и приумножающим эту условность, вопреки законам киножанра. Каждый эпизод здесь хочется называть «сценой», а персонажей – «действующими лицами».

     Пространство и время - как базовые категории сущего - в фильме также театрализованы и представлены особым образом: благодаря тринадцатому (или двадцать пятому) часу, во время которого герои могут раствориться в новом измерении или просто уйти от реальности. Действие разворачивается в родовом поместье, - метафоричном и алогичном по своему существу, - являющем собой сюрреалистическое пространство на грани сна, вымысла и реальности, - где много курят, говорят театрально и угловато, встречают Новый год и, конечно пьют шампанское... Для фильма режиссером был создан свой собственный, очень особенный мир, чем-то близкий к эпохе интербеллума, но все же существующий вне времени и вне пространства – здесь самолеты и автомобили соседствуют с оленьими упряжками; комнаты с телефонными аппаратами, освещены восковыми свечами; а поместье, затерянное в Северных Полях, где на много километров простирается белоснежная равнина, внезапно соседствует с Кремлем и Красной площадью, усаженной голубыми елями. Этот мир одновременно донельзя изысканный и в то же время жестокий - за окном непрестанно завывает вьюга, но уютно и очаровательно скрипят половицы старинного дома, мерцают приглушенным светом свечи. Манеры его жителей пафосны, театральны; одежды роскошны и нарочито избыточны. Это действительно другой мир, другая цивилизация, живущая своими правилами, веяниями и законами, которую нельзя измерять нашим мерилом, - ее можно только наблюдать. Наравне с эстетикой выступает и аудио-сопровождение: постоянный саунд-продюсер фильмов Литвиновой Земфира появляется спустя 8 лет молчания и поражает музыкой, не менее впечатляющей, чем визуальный ряд. Фильм насквозь пронизан музыкальной составляющей, создающей многоуровневую условность картины: эффект эхо во фразах героев, конструкция фраз и звучащая, напевная интонация; вокализ оперной дивы, звуки животных, шум ветра на фоне действий и само название, как бы предопределяющее атмосферу фильма.

      Сюжет развивается, но в логике регрессии, являя собой  сомн воспоминаний главы Северного матриархального клана Маргариты (в исполнении Ренаты Литвиновой),  уносящих нас в события тридцатилетней давности, развернувшихся в родовом поместье на праздновании Нового года – роскошного, семейного праздника, щедро демонстрирующего все атрибуты Севера и многолетнего семейного процветания и благополучия. Члены семейства выписаны по образу европейских драм XX века: здесь узнаются и немецкие традиции «Буддендброков» Томаса Манна, и остраненные герои «эпического театра» Брехта, и даже сильные женщины Графства Осейдж Трейси Леттса, экранизированные Джоном Уэллсом в 2013 году. Подчеркнутый матриархальный уклад, как закостенелый пережиток прошлого, от которого женщины пытаются безрезультатно избавиться, так и продолжает царить в клане уже много поколений, новой надеждой на избавление от которого благодаря рождению наследника, станет знакомство клана с невестой сына Маргариты – Фанни (Ульяна Добровская). Вместе они встретят 13-часовой бой курантов, напишут на бумажках заветные желания, сожгут их и выпьют из хрустальных бокалов шампанское с растворенным пеплом. А Фанни произнесет тост, пожелав себе и новым членам семьи «любить друг друга всегда, до гроба и после гроба». Радость праздника потревожит лишь северный ветер, как-то особенно раскачивающий люстру над праздничным столом...

       Устоявшуюся  жизнь  клана  пошатнет  внезапная  смерть  только  обретенной надежды семьи – Фанни. С тех пор клан будет только тлеть и загнивать: сначала сгниет скамейка в саду дома, потом начнут гнить деньги, спрятанные в сундуках Северных полей, сам дом – и в итоге жизни людей, которые в нем живут. Каждый Новый год здесь будет все беднее и тревожнее. В конце концов столовый хрусталь сменится стеклом, изысканные блюда – безыскусной снедью, цвета в убранстве дома потускнеют, да и в нарядах всех, кто его населяет, воцарится негласный безутешный траур. Хаотичные ветви, покрывшие весь дом, прорастут и в его хозяевах в виде сумрачных образов. Меха сменятся на шали и свитера со спущенными петлями и дырами, опутывающий этот, некогда роскошный, увядающий мир, как паутина. В итоге и традиция несмотря ни на что встречать каждый Новый год вместе просто распадется – ровно как и сам Северный клан. А трагичные события в семье распространятся и на внешний мир (или скорее на его восприятие), который впоследствии окутает гниение, война и вечная мерзлота Севера, где царит вечный матриархат.

       В противовес единому визуальному стилю, сам фильм целиком построен на контрастах- уже в начале фильма черно-белая картинка плавно перетекает в цветную, начало и конец повествования очень динамичны наперекор основной части, а сам фильм вопреки законам киножанра очень театрален. Театр внутри фильма обостряет неполноту бытия персонажей, иллюзорное восприятие и отображение ими жизни и любви. В итоге это невероятное сочетание идеи, театральной эстетики, актерской игры, музыки и красоты — человеческой и материальной, заключенной в постановке кадра, в цветах, в одеждах, в интерьерах, в словах и манерах, буквально во всем. Именно потому, в привычном понимании слова, «Северный ветер» - вне-нарративен. Раскладывать его по составляющим, анализировать, вчитываться в слова - просто бессмысленно. Этот фильм совершенно не терпит подобного препарирования, его нарратив - вшит, впитан в кинематографическое полотно, объединившее в себе «и цвет, и звук, и плоть, и страсть». Вот только вопреки   законам   сказки –  счастливого   финала  в  фильме  так  и не случится.  Но ценен он именно своей нетривиальностью, действительно «беспощадной и до слез правдивой», но все же с долей сентиментальности и проблесками надежды, хранящейся в том самом тринадцатом часе, где всегда можно откупорить бутылку шампанского, сесть в самолет и взмыть над землей на встречу Северному ветру...

Аня Саяпина