«Белую ленту» Михаэля Ханеке можно сравнить с альбомом старых черно-белых фотографий. Каждая из них, с одной стороны, это настоящее произведение искусства, поражающее красотой композиции, а с другой – История отдельной личности, семьи, маленькой деревни и – целого человечества.
Действие разворачивается в маленькой немецкой деревушке в 1913-1914 годах. Однажды этот тихий бюргерский мирок теряет спокойствие из-за целой серии загадочных событий. Сначала падает местный доктор: его лошадь споткнулась о леску, протянутую вражеской рукой. Потом умирает крестьянка на работах, ангелоподобного сына барона находят избитым в лесу, слабоумному мальчику выкалывают глаза… Ханеке опять заваривает псевдодетектив, вовлекая нас в действие, задает и нам, и себе единственный вопрос «Кто виноват?». Но за ним стоят вопросы более глобальные – о природе человеческого насилия и жестокости. Когда мы видим пастора, повязывающего своим детям белые ленты, чтобы напоминать об их греховности, или доктора, унижающего свою сожительницу-акушерку, а заодно пристающего к 14-летней дочери, или управляющего, готового избить собственного отпрыска за неповиновение барону, мы понимаем, что корни этой, немотивированной на первый взгляд, злобы таятся в самом обществе, дряхлом, погрязшем в лицемерии, где никакой Бог уже не спасет от агрессии.
Сказать, что фильм об истоках фашизма – не сказать ничего. Да и вряд ли бы на Каннском фестивале дали главный приз картине на чисто историческую тематику. Охват Ханеке гораздо шире. Холодно, аскетично и бесстрастно препарируя скрытую жизнь богом забытой деревушки, он проецирует ее на современное общество.
Скрытое – едва ли главная тема всех фильмов австрийского режиссера – появляется и в «Белой ленте». Но если в «Забавных играх» Ханеке вытаскивает «скрытое» наружу, бессовестно проникая в дом жертвы вместе с убийцами, смакуя их извращенную жестокость и заставляя нас закрыть глаза от отвращения, то в «Белой ленте» даже порка розгами (что может быть невинней в контексте остальных фильмов режиссера?) скрыта за белоснежной дверью.
В «Белой ленте» жестокость иная, нежели в других картинах режиссера. Она уже не воспринимается как что-то из ряда вон выходящее. С одной стороны, это жестокость обыденная, будничная, когда доктор обвиняет свои свояченицу в запахе изо рта, когда 14-летней Ани приходится рассказывать своему маленькому брату о неизбежности смерти. Ее корни таятся и в семье пастора, где родители, погрязшие в строгости своей псевдоморали, не могут даже улыбнуться детям. И это отсутствие улыбки едва ли не самое страшное доказательство жестокости взрослых. С другой стороны, жестокость детей, которая выйдя за двери бюргерских домов, приобретает материальные очертания: тельце убитой птички (даже ее не жалко!), выколотые глаза слабоумного мальчика… Из битья розгами за закрытой дверью она превращается в настоящий ритуал, необузданный, пьянящий своей кажущейся свободой. Это уже не просто месть, это желание освободиться, выйти за пределы, установленные устаревшей моралью общества и религии.
В то же время, в картине практически нет сцен насилия. Все они остаются за кадром, за белой дверью. Именно благодаря такой недосказанности, Ханеке удается держать нас в постоянном напряжении. Степень вовлеченности в «Белой ленте» необычайно высока, своего апофеоза она достигает в сцене битья розгами. Когда сын пастора, неся отцу орудие порки, захлопывает за собой дверь, ту самую белую дверь, мы вдруг оказываемся внутри фильма и детские крики слышим так, будто они раздаются совсем рядом, в соседней комнате, за дверью. 90-летняя дистанция исчезает и мы становимся свидетелями и соучастниками тех событий.
Но между героями «Белой ленты» и нами есть пропасть другого рода. Она заключается в нашем знании. Жители той деревни даже не догадываются о грядущих ужасах войны и Третьего Рейха. Мы же понимаем, что через несколько лет дети (а подзаголовок фильма – «История детей Германии») сменят белую ленту на черную, со свастикой. Эти же дети, только повзрослевшие, будут петь «Tomorrow belongs to me» («Будущее принадлежит мне») в «Кабаре»… Что потом, нам тоже известно.
Ханеке не решается взять на себя роль ментора. Аскетичная и строгая камера его верного оператора Кристиана Бергера («Видео Бенни», «Пианистка», «Скрытое») оказывается гораздо информативнее закадрового голоса деревенского учителя, едва ли не единственного здравомыслящего человека в этом лицемерном мирке. Нарративная составляющая фильма минимальна. Ханеке предпочитает показывать, а не рассказывать. Роль морализатора он отдает все тому же учителю, который делится своими воспоминаниями –летней давности, считая, что они могут пролить свет на происходящее в Германии.
Ханеке никого не осуждает, не ищет виновных. Ведь история, как известно, не терпит сослагательного наклонения. И единственный совет, который он дает нам, и то через учителя, - «Будьте бдительны!», а то вдруг еще одна мировая, и тогда кто-то будет уже судить нас...
Елена Ищенко