Начало карьеры пианиста Херби Хэнкока (Herbie Hancock) пришлось на шестидесятые годы — пик акустического хард-бопа и зарождение электрифицированного джаз-рока и фанка. Он одинаково свободно чувствует себя как за роялем, так и за синтезаторами. Cвой самый свежий альбом The Imagine Project Хэнкок привозил в Киев в октябре 2010 года, и программа с участием второго клавишника была густо замешана как раз на электронном звучании. В этот раз пианистов тоже было двое, но оба чередовались (а под конец выступления и соседствовали) за одним акустическим роялем.
Вообще мероприятие под эгидой Президентской комиссии Медведев-Обама представляло собой весьма хитроумный пиар-ход. На афишах фигурировали Херби Хэнкок и вокалистка Ди Ди Бриджуотер (Dee Dee Bridgewater). На деле в ММДМ выступал самодостаточный коллектив возглавляемого Хэнкоком в качестве председателя (Institute Chairman) Джазового института имени Телониуса Монка(Thelonious Monk Institute of Jazz), который каждые два года набирает в студенты по одному исполнителю на каждом инструменте, а также устраивает ежегодный конкурс молодых музыкантов, опять же в какой-то одной категории. Среди басистов в 2009 году победил Бен Уильямс(Ben Williams), по словам президента Томаса Картера (Thomas R. Carter) сотрудничающий с Институтом с 11-летнего возраста. На сцене Дома Музыки контрабасисту составили компанию другие призеры:Джеральд Клэйтон (Gerald Clayton), уступивший первую премию на конкурсе 2006 года армянскому пианисту Тиграну Хамасяну (Tigran Hamasyan), и трубач Майк Родригез (Mike Rodriguez), занявший третье место в 2007 году, когда выиграл Эмброуз Акинмусире(Ambrose Akinmusire). На тенор-саксофоне в этот вечер играл закончивший Институт Монка в том же 2007 Уолтер Смит (Walter Smith III). Дополняли состав ансамбля более опытные коллеги барабанщик Отис Браун (Otis Brown III) и вокалистка Лиза Хенри (Lisa Henry), второй призер все того же конкурса Института Монка 1994 года. Ди Ди Бриджуотер хотя и прилетела в Москву, но по состоянию здоровья не смогла принять участие в концерте, который стал частью двухнедельных российских гастролей, продолжающих череду мероприятий в честь первого Международного дня джаза ЮНЕСКО — 30 апреля.
Программа шоу в целом была выдержана в прямолинейном ключе так называемого straight-ahead жанра, без отклонений в рок с фанком,smooth-попсу или фри-джаз: стандарты от Коула Портера (Cole Porter)до Телониуса Монка плюс номера из репертуара Хэнкока, как сольного, так и в ансамбле Майлза Дэвиса (Miles Davis) в лице E.S.P. —заглавной пьесы с альбома 1965 года. Сам маэстро вышел на сцену лишь в третьей композиции, на несколько номеров сменив за роялем Джеральда Клэйтона.
Как бы ни был силен и изобретателен молодой пианист, Херби достаточно взять пару вступительных аккордов в нижнем регистре — и сразу понятно, кто в джазе хозяин. Тягучий грув знаменитого хита Cantaloupe Island, одного из первых в послужном списке композитора, по сравнению с альбомом Empyrean Isles 1964 года получился более расслабленным и почти танцевальным (хотя до рэп-версии Cantaloop (Flip Fantasia) от группы US3 еще очень далеко). Длинные соло по несколько куплетов подряд позволяли участникам квинтета свободно развивать свои идеи без спешки. Довольно интересно было сравнить игру обоих духовиков: труба Майка Родригеза звучала более темпераментно, выдавая его латиноамериканское происхождение (кстати, в начале июня Москва и Львов скоро смогут встретиться с ним в составе нового афро-кубинского проекта Richard Bona Mandekan Cubano). Не дотягивая до обжигающе знойных пассажей Диззи Гиллеспи (Dizzy Gillespie) или Артуро Сандоваля (Arturo Sandoval), Родригез все же легко перекрывал самый динамичный аккомпанемент от коллег в ритм-секции. Те, в свою очередь, заметно снижали обороты (причем очень слаженно и профессионально), когда слово брал саксофон Уолтера Смита — прохладный, интровертированный, скорее драматический шепот, чем речь «во весь голос».
Особенно показательно в этом плане было исполнение модальной пьесыMaiden Voyage с одноименного альбома Хэнкока, ставшее, пожалуй, персональным откровением всего концерта — спокойное, нежно-мелодичное и при всей продвинутости очень доступное. Здесь порядок солистов поменялся: после саксофониста убедительно, пусть и более-менее сдержанно высказался сам Хэнкок, а во время соло трубача ударился в восхитительно хулиганский междусобойчик с Отисом Брауном. Барабанщик и пианист все наращивали динамику, сохраняя темп, но выводя его более частыми мелкими долями, то и дело передразнивая друг друга с счастливыми улыбками на лицах, пока Родригез невозмутимо парил над всем этим безобразием, не пуская шалопаев на первый план.
Отиса Брауна хотелось бы особо выделить: оставаясь в тылу, на последнем рубеже, ударники бывают похожи на футбольных вратарей, служба которых «на первый взгляд как будто не видна». Голкипер охраняет ворота, тайм-кипер «охраняет» время — темп и ритм. Браун же не только четко выполнял свою задачу с неподражаемым свингом, но и между делом виртуозно «жонглировал» перебивками и перекличками с обрывками чужих мелодий. И хотя ему досталась лишь пара соло ближе к концу, он и сам не скучал, и других заражал своим энтузиазмом.Бен Уильямс при очевидном профессионализме показал себя не так ярко. Виновата ли акустика зала, которую не ругал только ленивый, или дело в специфической манере басиста, так или иначе, его сольные идеи звучали не очень отчетливо. Под впечатлением от услышанного в марте хотелось сказать: «Увы, не МакБрайд». Больше всего контрабас Уильямса запомнился как идеальный аккомпанемент для голоса Лизы Хенри, например, в песне You'd Be So Nice to Come Home to. Дуэтом оба предстают в наиболее выгодном свете, а когда вступают рояль с ударными, то их индивидуальность несколько теряется.
Сама певица помимо бархатного голоса блеснула искусством скэта а-ля Элла Фитцджеральд (Ella Fitzgerald), а в That Was a Dream (вокальная версия Monk's Dream) еще и забавно имитировала «квакающую» трубу с сурдиной, перекрывая звукам дорогу ладонью. Сентиментальную Body and Soul с долгими протяжными нотами Лиза исполнила дуэтом с роялем, затем настал черед инструментальныххэнкоковских пьес «из раннего». Под конец этого ностальгического блока маэстро остался в одиночестве и заставил зал надолго затаить дыхание и внимать журчащим переливам его сольной пьесы Sonrisa. Вернувшаяся Лиза извинилась за слабые познания в русском, исчерпывающиеся словом «на здоровье», и одарила зал неожиданным комплиментом: я слышала, русские отлично поют блюз. Зрители с удовольствием повторяли за ней «Everyday I Got the Blues» и грамотно хлопали на вторую и четвертую долю.
Финальную «индейскую» тему Рэя Нобла (Ray Noble) Cherokee с ударными на сильную долю, напоминающими идущий по рельсам паровоз, Херби исполнил вместе со всеми своими подопечными включая Клэйтона. Пианисты по очереди садились за клавиатуру, обмениваясь короткими импровизациями, на лету подхватывая идеи друг друга. На бис прозвучала еще одна пьеса Телониуса Монка Straight, No Chaser — ее Хэнкок с Клэйтоном и вовсе начали бок о бок на одной скамье, не без юмора пародируя характерную монковскую манеру, из-за которой его гениальная музыка поначалу воспринималась современниками как фальшь. Клэйтон в этой дружеской дуэли не ударил в грязь лицом и вместе с остальными участниками ансамбля вне всяких сомнений доказал, что нынешние мастера могут быть спокойны: растет достойная смена, будущее джаза в надежных руках. Открывая концерт, президент института Монка Томас Картер выразил уверенность, что «эти ребята еще не раз приедут в Москву». Будем ждать.
Виктор Гарбарук