Любимый джазмен старшины Кандыбы

Старшина Кандыба был лютым и ужасным типом. Огромного роста, мощный в плечах, с глубоко посаженными, акульими глазками и таким же зубастым ртом, он наводил ужас на всю роту. Его боялись даже офицеры. Когда Кандыба выходил в расположение части, воцарялась гробовая тишина, и даже пыль не смела шелохнуться под солдатскими сапогами. А если он был чем-то недоволен - пиши, пропало. Старшина раскрывал свою мощную пасть, и казарма содрогалась под  ее рев.

     Лексику  Кандыба  подбирал  очень  мастерски,  и  отточенным  матом  покрывал  все  окружающее пространство. И беда тому, кто случайно оказывался на его пути. Самые страшные «наряды вне очереди» казались манной небесной, по сравнению с многочасовыми лекциями старшины перед строем. Тяжелой поступью он проходил перед шеренгой трясущихся юнцов, и каждому солдату доставалась порция осатанелого мата.
         

      Раскидав страшные кары и наказания, Кандыба удалялся в свою комнату. И о чудо! Из этого страшного места, из этой инфернальной каптерки начинали раздаваться странные звуки! Нужно отметить, что воинская часть состояла в основном из кавказцев и узбеков, и музыку слушали они соответствующую - либо национальную, либо русский попс из телевизора. Но из комнаты старшины доносился самый настоящий джаз, чем Кандыба повергал в шок всех окружающих. Его друг и командир части,  подполковник Дрозд, частенько заглядывал к приятелю в гости. И всегда уходил со словами, - «Слышь, Фомич, все у тебя в порядке, и часть держишь, и солдат одет - обут. Но когда ты перестанешь эту х…ю слушать, уши ведь вянут!».
       

     И  однажды, под дембель мне удалось заглянуть в святая святых - виниловую коллекцию старшины Кандыбы. На закрытой полке, возле сейфа, стоял ряд пластинок, а рядом с ним прибалтийский проигрыватель «Radiotehnica»-весьма дефицитный в ту пору. И я совершил святотатство - стал разглядывать эту чудную коллекцию прапорщика. Конечно же, в основном там были советские пластинки Глена Миллера или ансамбль «Мелодия» Гараняна, но встречались и польские, и чешские винилы. Кое-где попадались даже фирменные Chic Corea и Al di Meola .Но жемчужиной коллекции была стройная стопка практически всех альбомов Алексея Козлова и группы «Арсенал». Кандыба регулярно слушал весь этот ассортимент и презрительно морщил ноздреватый нос, при звуках какого-нибудь галимого попса. Каким образом  этот тип сочетал любовь к столь высоколобой для казармы музыки со своим солдафонством - было непостижимо. Каким снарядом долбануло его в Анголе, где он выполнял интернациональный долг? Группа «Арсенал» и регулярные вопли – «Я, мать вашу, отдеру вас всех так да разэтак!». Сложнейшая военная шарада…
              

     30-го  мая любимый джазмен старшины Кандыбы Алексей Козлов,  впервые  после  20-ти  летнего  перерыва, посетил Кубанскую столицу - город Краснодар. Выступал он в центральном концертном зале, принадлежащем Кубанскому казачьему хору. В фойе этого зала горделиво красуется огромное панно, изображающее первый состав казачьего хора аж 19-го века. Здоровенные бородатые мужики в черкесках, украшенных газырями бесстрашно таращатся со старинного дагерротипа, в окружении черноглазых казачек. Дикая и одновременно восхитительная картина.
            

      Публика в зале была, что называется, возрастная. Ничего удивительного в этом не было, для молодого поколения Алексей Козлов-фигура абсолютно неизвестная, для более позднего, он – легенда, пускай и чуть-чуть подзабытая. Вот и пришли те, кому глубоко за тридцать. Слишком умные критики часто подтрунивают над публикой, посещающей  джазовые концерты. Мол, реально соображающих в джазе среди них - единицы. И приходят они на концерты, чтобы подчеркнуть собственный статус и непохожесть на окружающих. А сами – «свинг» от «бопа» отличить не могут, считают Луи Армстронга другом Диззи Гиллеспи, а аббревиатура «ECM»  для них- простой набор букв. Но с другой стороны, пускай радуются тому, что хоть эти люди посещают джазовые концерты. Ведь джаз – это, прежде всего, музыка,  которую приходит слушать публика. Другое дело, жирная корпоративная вечеринка, где замечательный, но слишком  вездесущий Бутман саксофонит для пафосной аудитории какого-нибудь банка. Вот это, действительно форменное безобразие, во время которого толстосумы изображают из себя знатоков и цедят в псевдовосхищении: «Ах, какое соло слабал!». А «офисный планктон» тем временем томится и ждет «когда вся эта фигня закончится». И ведь никуда не денешься - начальство может обвинить в нарушении «корпоративного духа». Мерзость, одним словом.
            

     Нужно  воздать  должное  Алексею  Козлову,  он  прекрасно  понимал,  что на его концерт пришли совершенно обыкновенные люди, по-простецки тянущиеся к прекрасному.  И поэтому свой концерт он превратил в настоящую лекцию о джазе, с живым примерами. И правильно сделал, что наплевал на всех этих джазовых эстетов, мелко кривящихся в темноте зала. На сцене стоял пожилой мужчина в просторном, по-американски, пиджаке, сжимал в руках саксофон и тихо рассказывал о корнях джаза. Его окружали барабанщик кавказской наружности,  клавишник ботаническогого вида и истощенный бас-гитарист, похожий на ярого потребителя запрещенных препаратов. В свою очередь всех четверых окружали пюпитры, создававшие немного консерваторскую атмосферу. И когда этот квартет начал играть, ощущение  академичности еще более усилилось. От вида музыкантов и музыки, которую они играли, сразу же повеяло до боли знакомыми образами. Мелькнула шальная, как юркий беспризорник мыслишка – «Вот если бы Козлов был чернокожим с массивным носом-картошкой, клавишник напялил на голову вязаную буддистскую шапочку, у басиста появились огромные в пол лица латиносские глазищи, похожи были бы …». Но тут же беспризорная мыслишка была отогнана, мелькнув напоследок – «А ударнику вообще меняться не надо, тот тоже на армянина был похож». Избавившись от навязчивых образов, я продолжил внимать музыке. Конечно, на сцене находились матерые люди, игравшие легко и непринужденно, словно на очередной репетиции. Материал который они исполняли был по-милому знаком. Более того, ему находилось точное определение, - самый натуральный джаз-рок семидесятнического разлива.  
               

       Тем  временем  Алексей  Козлов  продолжал   свою   лекцию.  Он  рассказывал  о  концепции  группы «Арсенал» и навязчиво упоминал фанк-джаз и «новую босса-нову», хотя коллектив исполнял совершенно другую музыку. А когда была объявлена следующая композиция под названием – «Суровый взгляд Джо Завинула», все встало на свои места. И шальные мыслишки, и навязчивые образы. Конечно же, над всеми этими людьми неотступно витала тень великих «Weather report», и даже состав был абсолютно идентичным. Далее коллектив окончательно слился с этим образом и заиграл чистейшей воды фьюжн. Исключением было лишь очень смелое и в то же время донельзя академичное исполнение «2-го фортепианного концерта» Рахманинова. Также исполнялись сольные работы участников группы, самой интересной и запоминающейся из которых была композиция клавишника Дмитрия Илугдина. Убеленный сединами и немного усталый Козлов умиротворенно сидел на своем стуле и тихо улыбался, когда публика аплодировала очередному инструментальному изыску. А когда к сцене подбежала девочка с цветами, посетовал, что не может подойти к ней, так как намертво привязан шнуром инструмента к своему месту. Выглядело все это крайне трогательно и как-то по-пенсионному. Временами Алексей исполнял весьма наивный боп-скэт, о котором предупреждал во время своей очередной лекции. А когда он забормотал что-то про партию и тоталитаризм, многим стало ясно, что человек окончательно остался в том трудном и одновременно золотом для него времени. Хотя как знать, как знать. В свете нынешних реалий, старый джазмен возможно снова умнее всех…
               

     Мощный  и  весьма  щедрый  на  импровизацию барабанщик исполнил  неизбежное  соло  и группа окончательно стала на рельсы ностальгической джаз-роковой темы. Венцом этой, приятной для продвинутого уха вакханалии стало мощное исполнение супер-хитовой «Birdland». Копейка в копейку как в концертном оригинале великой группы, ведомой австриякой-буддистом. Довольные овацией публики,   джаз-рокеры под управлением седовласого гуру советского джаза раскланявшись удалились.
             

     Когда зажегся свет, сидевшая рядом парочка эстетов (кстати, работников краевой прокуратуры) гадко захихикала. Прозвучало снисходительное: «Так и не услышали ничего нового, как был плагиатором, так им и остался...» Конечно, можно сколько угодно спорить о вторичности и замшелости музыки, исполняемой Козловым, только спор-то этот будет совершенно неуместен и даже глуп. Нужно еще поискать музыканта, который сделал больше для развития и пропаганды джаза в нашей стране, чем Алексей Козлов. Этот человек уже давным-давно находится вне всяческих досужих оценок и дилетантских упреков. Просто играет себе и играет. Свой материал или каверверсии, - кому какое дело. Будьте проще, господа. И пусть вас не «снобит»…

 

Роман Матыцин