9/5 лет Harp Fest

Звенящее, завывающее, всхлипывающее электричество пробегает по согнутой фигурке на сцене, по проводам, взрывается в усилителях и дождем эмоций обрушивается на зал. Кто-то танцует рядом со сценой, кто-то исступленно вопит с задних рядов, кто-то пытается понять, что же, в конце концов, тут происходит. Все в порядке, бэйби, это просто блюз.

     Или, если угодно, девятый с половиной московский фестиваль губной гармоники (Moscow Blues Harp Fest 2007). В его странном номере загадочности меньше, чем, к примеру, в гаррипоттеровской платформе девять и три четверти, но с волшебством в этот вечер в ЦДХ проблем никаких не было. На то, что за девятым фестивалем последовал девятый с половиной, есть две причины. Во-первых, следовало исправить допущенную на самом первом фестивале вольность - когда для солидности его нарекли вторым. А во-вторых, бессменный организатор праздника Вова Кожекин собирается подготовить нечто немыслимое для десятого, юбилейного фестиваля. Страшно предположить, кто там будет, если гуру европейских харперов Стив Бейкер на десятку не потянул.
 
     «Я много раз был в России и много раз пил водку!» - восторженно произнес Эйрик Бергене, выйдя на сцену. Сказано это было на «великом и могучем», что не удивительно, так как Эйрик изучает в Осло русский язык.  Пожалуй, мало какому музыкальному стилю свойственно такое разнообразие характерных исполнительских жестов и движений, как в блюзе. Тонкий и подвижный Эйрик Бергене, к примеру, выполняет «марш на месте», в то время как его губная гармоника разрывается от экстраэнергичных пассажей. Лидер и вдохновитель выступавшей позже минской команды Svet Boogie Band во время пения нет-нет да и потрясет руками перед головой, дескать «Нет, ну вы только подумайте, как она со мной обошлась...» Или, сунув кулак под левый борт пиджака (там, где сердце, сами понимаете), изобразит работу кузнечных мехов - «от так-то я ее любил».
 
     С другой стороны, легендарный и всеми уважаемый Михаил Петрович Соколов, человек, играющий на харпе дольше какого-либо другого музыканта в наших краях, двигается и ведет себя на сцене, пожалуй, именно так, как это легче всего представить по фильмам и видеозаписям классиков мирового блюза. Это элегантная, обаятельная манера человека, давно перешагнувшего ту линию, за которой и эпатаж и даже исполнительская техника теряют первостепенное значение, и главной становится чистота передачи эмоций от музыканта к слушателю. И так же, как подобный фестиваль немыслим без участия Соколова, сам Петрович невообразим без широкополой черной шляпы и шикарной белой бороды.
 
     На  сегодняшний  день  в  России  уже  мертво  заблуждение  о  том,  что  на  губной гармошке играли исключительно немцы, да и то лишь во времена Второй Мировой. Образ бравого вражеского солдата, задиристо гудящего с крыши танка «Ach mein lieber Augustin», вытеснен аудиорядом на тему «что бывает, когда хорошему человеку плохо». Но и это не более чем стереотип. Максим Некрасов, единственный русский музыкант, профессионально играющий на хроматической (позволяющей извлекать все звуки любой тональности) гармонике, выступил с джазовой программой. Совершенно невероятное, неслыханное мной никогда ранее, сочетание губной гармошки и фортепиано. Динамика и плавность, полиритмическая импровизация, экспрессивное кружение нот вокруг тоники осуществляли неизбежный, практически диалектический переход сложности в красоту. Фестиваль получил капельку растворённой в мелодическом потоке вечности.
 
     Джазовое отступление от основной, блюзовой темы фестиваля совершалось дважды. «Сейчас на сцене появится Борис Плотников», - говорил в роли конферансье весёлый и довольный всем происходящим Вова Кожекин, - «так вот он на обычной диатонической гармошке делает то же самое, что Макс Некрасов на своей хроматической. Как ему это удается - просто не знаю». На редкость искусная техника «бендов» позволила Борису Плотникову в сопровождении сессионно подобранного трио музыкантов сыграть на диатонике даже такие вещи как «Autumn Leaves» и «Mahna De Carnaval» Луиза Бонфа.
 
     К  Александру  Соловьеву,  выступавшему  на  фестивале  предпоследним, на финальной композиции подключился Вова Кожекин  собственной персоной. Его харп выдавал столько драйва, что на момент мне голову закралась грешная мысль - а уж не пытается ли Кожекин, чего доброго, сдуть поскорей со сцены Александра, ведь время, выделенное ЦДХ для концерта подходило к концу, а выступление главного гостя фестиваля, Blues Culture, еще впереди. Впрочем, подобные фантастические предположения лишь признак моей одурманенности двумя с половиной часами перенасыщенного энергией праздника.
 
      Стив Бейкер... Человек, по книгам которого учились и учатся играть на харпе множество людей, включая вашего покорного слугу, выглядел на сцене лишённым какого-либо пафоса или самолюбования. Это касается и его коллег поBlues Culture - Аби Валленштайна и Мартина Роэттгера. В том, как они держатся перед публикой, ясно ощущается простота, естественность и открытость. Люди без масок, музыканты, чьё искреннее стремление быть лишь посредниками между блюзом и слушателями восхищает и пленяет сильнее любого сценического образа.
 
     Аби  Валлейнштайн  играл  на  гитаре  с  металлическим  резонатором  и  алюминиевым «пауком» для крепления струн. Этот инструмент называется «добро», что означает аббревиатуру Dopyera Brothers,  изобретших его в 1928 году братьев, Джонаи Эмиля Допьера. Несмотря на совершенно фантастический звук (лично мне временами казалось, что кто-то невидимый подгрывает Аби на второй гитаре) и сложность исполняемой музыки, в гитаристе Blues Culture не было заметно ни малейшей напряженности. Он играл так непринужденно, как люди дышат, только ещё немножко непринужденней.
 
     Когда  в  самом  начале  своего  выступления  трое  музыкантов,  временно отказавшись от проводов и электричества, играли, стоя на самом краю сцены, на груди у Мартина Роэггера висела самая обыкновенная стиральная доска. Позже он пересел на кахун - перуанский инструмент, напоминающий обычный ящик, но на самом деле способный заменить половину ударной установки - и дополнительно использовал хай-хэт.
 
     После того, как последний блюзовый джин был выпущен на свободу, и эйфория начала переходить в умиротворение, на сцену в последний раз в этот вечер вышел Вова Кожекин. Он ещё раз заверил аудиторию, что в следующем году фестиваль примет небывалый масштаб, пообещал растянуть его на три дня. Но даже за один такой вечер в году успеваешь обнаружить крошечный домик блюзово-гармошечного чертенка у себя где-то примерно в сердце. 

 

Артем Хмелевский